У Бориса Пастернака есть загадочное четверостишие:
Как видишь, уезжает викинг,
Живи счастливо, пей кумыс,
Пей молоко и с ним грызи Кинг
И постулируй. Твой Борис.
Печенье «Альберт»: оно же «Кинг»
Очень похоже на посвящение барышне, отвергнувшей любовные атаки молодого поэтического дарования. У многих есть даже рояль в кустах. В качестве него они готовы выкатить старшую дочь чаеторговца Давида Высоцкого Иду. Пастернак одно время был её домашним репетитором, и их отношения, вроде, укладываются в сюжет.
Но Иде Давидовне он посвятил другое четверостишие:
Я вздрагивал. Я загорался и гас.
Я трясся. Я сделал сейчас предложенье, –
Но поздно, я сдрейфил, и вот мне – отказ.
Как жаль её слез! Я святого блаженней.
А это, про викинга, посвящено другу детства Александру Штиху. Они – Пастернак и Штих – одно время обменивались посвящениями. Ну просто такая игра.
Но есть в этом четверостишии и другая интрига. Кто такой Кинг, которого должен был грызть Александр Львович?
Пастернак, предвидел наше недоумение. Он оставил комментарий: «А Кинг – это такие черные Альбертики у Эйнема». Спасибо, Борис Леонидович, но кто такие Альбертики? Или всё же альбертики, с маленькой буквы? Картинка проясняться не спешит.
На самом деле всё становится понятным, если обратиться к мемуарам. Кроме того, сохранились фотографии. Альбертики – сухое, чаще всего, круглое печенье. Нечто среднее между крекерами и галетами.
